Я сам абсолютный хоббит, только ростом повыше.
Я родился в городе Блумфонтейн в Южной Африке и был совсем маленьким, когда моя семья вернулась в Англию. Такой опыт остается в твоей памяти, пусть даже тебе кажется, что нет. Если твоей первой рождественской елкой был увядающий эвкалипт, и ты все время страдал от жары и песка, а потом вдруг оказался в тихой деревеньке в Уорикшире, ты начинаешь чувствовать какую-то особенную любовь к Центральной Англии: там хорошая вода, камни, вязы, маленькие тихие реки и сельские жители кругом.
Меня всегда невероятно увлекали деревья.
Я был стеснительным, неудачливым маленьким созданием и посредственным учеником. Но я хорошо играл в регби.
К 1918 году почти все мои близкие друзья были уже мертвы.
Мое детство нельзя назвать несчастливым. Оно было трагичным, но несчастливым оно не было.
Первое свое произведение я написал в семь лет, и речь в нем шла о драконе. Мама, прочитав мой опус, заметила, что надо писать не «зеленый большой дракон», а «большой зеленый дракон». Честно говоря, я не понял, почему она так считает, и не понимаю до сих пор.
Я учился в школе короля Эдуарда и большую часть времени тратил на изучение латыни и греческого. Но я также выучил англосаксонский, а заодно и готский. Последнее приключилось по чистой случайности, потому что в расписании готского не было.
Лингвистические структуры всегда действовали на меня, как музыка или цвет.
Меня с малых лет печалила бедность моей родной страны, у которой не было собственных легенд. Греческие, кельтские, германо-скандинавские, финские рыцарские романы — все это есть, но нет ничего чисто английского, за исключением дешевых литературных поделок.
Испанский — единственный из романских языков, на котором мне приятно говорить.
Мне очень жаль, что у меня, кажется, нет ни одного еврейского предка, ни одного представителя этого талантливого народа.
Мой прапрадед попал в Англию из Германии в восемнадцатом столетии, и большей частью я английского происхождения, хотя всегда гордился своей немецкой фамилией. Даже на протяжении ужасной войны, во время который я служил офицером английской армии.
Уничтожение Германии, будь она хоть сто раз виновна, — одна из самых ужасных мировых катастроф.
Мне не нравится малейший намек на аллегорию.
Гномы, и это довольно очевидно, во многом напоминают евреев. Их язык, конечно, из семитской группы. А хоббиты — это просто английские крестьяне. Я сделал их маленькими пропорционально силе их воображения, но отваги им не занимать.
Человеческое сердце гораздо лучше человеческих поступков, и уж тем более слов.
Гоблины — не злодеи, у них просто высокий уровень коррупции.
Меня неоднократно укоряли в том, что я не потрудился как следует изобразить экономику, науку, религию и философию Средиземья.
Я написал «Хоббита» в стиле, который сейчас назвал бы плохим — как будто кто-то пытается говорить с детьми на одном языке. А дети больше всего такой язык ненавидят. Они инстинктивно невзлюбили в «Хоббите» все то, что делало его книгой для детей. И я со временем тоже это невзлюбил.
Лучшая форма для длинного произведения — это путешествие.
Когда вы пишете сложную историю, вы должны сразу рисовать карту — потом уже будет поздно.
Верно подобранное имя доставляет мне большое удовольствие. Когда я пишу, я всегда начинаю с имени. Вначале имя — потом история, а не наоборот.
Разумеется, «Властелин Колец» мне не принадлежит. Он появился на свет потому, что так было суждено, и должен жить своей жизнью, хотя, естественно, я буду следить за ним, как следят за ребенком родители.
Несколько лет назад в Оксфорде ко мне пришел человек. Его поразило, что многие старинные художники, сами того не подозревая, словно иллюстрировали «Властелина Колец». В подтверждение своих слов он показал мне пару репродукций. Когда же стало ясно, что я никогда не видел этих картин и не слишком хорошо ориентируюсь в живописи вообще, он пристально посмотрел на меня и спросил: «Надеюсь, вы не думаете, что написали всю книгу самостоятельно?»
Большую часть своего времени я борюсь с естественной инертностью ленивого человека. Старый университетский преподаватель мне однажды сказал: «Дело не только в помехах, мой мальчик, но и в страхе, что тебе помешают».
Не имея возможности пользоваться карандашом или ручкой, чувствуешь себя беспомощным, словно курица, оставшаяся без клюва.
Оглядываясь назад, на события, последовавшие за выходом «Властелина колец» из печати, я ловлю себя на странном ощущении: мне кажется, что испокон веку нависавшие над головой облака неожиданно разошлись, и на землю вновь хлынул забытый солнечный свет.
Ни один человек не может судить о собственной святости.
Я курю, и мне это доставляет удовольствие.
Вы когда-нибудь были в самом старом английском пабе — Trip to Jerusalem в Ноттингеме? Я однажды ездил в Ноттингем на конференцию, и, кажется, мы сразу пошли в паб, а конференция как-то без нас справилась.
Я стал менее циничным, чем был, потому что помню собственные грехи и глупости.
Я очень люблю пиво.
10 фактов
1. Он любил эффектные жесты.
Лингвист и специалист по древнеанглийской и древнеисландской литературе, Толкин преподавал в Оксфордском университете с 1925 по 1959 г. Он был неутомимым наставником, проводя от 70 до 136 лекций в год (хотя его контракт предполагал всего 36). Но главное то, как он вел свои уроки. Хотя на публике Толкин был тихим и скромным, он не соответствовал стереотипу нудного оксфордского преподавателя в классе. Он приходил на вечеринки в костюме белого медведя, гонялся за соседом, одетый как англо-саксонский воин с топором в руках и давал лавочникам свою вставную челюсть в качестве оплаты. Как заметил один из его студентов: «Он мог превратить класс в медовый зал (залы были частью религиозного и политического центра и служили местом проведения королевских пиров в эпоху викингов — прим. перев.)».
2. Он считал многих своих фанатов «безумцами».
Толкин считал себя в первую очередь ученым, а затем уже писателем. Хоббит и Властелин колец были в значительной степени попыткой Толкина создать миф, и их успех застал его врасплох. Фактически, он на протяжении многих лет забраковывал, критиковал и рвал на клочки адаптации его работ, которые, по его мнению, не передавали их эпический размах и благородные цели. Кроме того, он скептически относился к большинству фанатов «Властелина колец», которых считал неспособными реально оценить его работу и, вероятно, ужаснулся бы, увидев поклонников фильма, одетых как Леголас.
3. Он любил свою основную работу.
Для Толкина написание произведений в жанре фэнтези было просто хобби. Наиболее важными своими работами он считал именно научные труды, такие как Беовульф: монстры и критика , современная адаптация Сэра Гавейна и Зелёного Рыцаря и «Словарь среднеанглийского языка».
4. Он был большим романтиком (и его могильная плита доказывает это).
В 16 лет Толкин влюбился в Эдит Брэтт, которая была на три года старше. Его опекун, католический священник, был в ужасе, что его подопечный встречается с протестанткой, и велел мальчику не общаться с Эдит, пока ему не исполнится 21 год. Толкин подчинился и тосковал по Эдит на протяжении нескольких лет до решающего дня рождения, когда они встретились под железнодорожным мостом. Она разорвала помолвку с другим мужчиной и перешла в католичество. Они были женаты до конца своих дней. По указанию Толкина, на их общем могильном камне высечены имена Берен и Лютиэн, пары несчастных влюбленных из созданного им мира.
5. Его отношения с К. С. Льюисом на самом деле не были такими хорошими, как считается.
Товарищ Толкина, оксфордский профессор К. С. Льюис (автор Хроник Нарнии ), часто упоминается как его лучший друг и доверенное лицо. Но правда в том, что их отношения не были такими идеальными, как может показаться. Сначала два писателя были очень близки. Даже жена Толкина Эдит ревновала к их дружбе. И именно Толкин уговорил Льюиса вернуться в христианство. Но их отношения охладели из-за антикатолических, по мнению Толкина, пристрастий Льюиса и скандальной личной жизни (тогда он встречался с разведенной американкой). Хоть они не стали так же близки, как до этого, Толкин жалел о разлуке. После смерти Льюиса в письме своей дочери Толкин писал: «До сих пор я чувствовал себя как старое дерево, один за одним теряющее свои листья; а теперь мне кажется, будто топор ударил меня прямо в корень».
6. Он любил ходить в клубы.
Ну, точнее, во внеаудиторные их виды. Куда бы ни поехал Толкин, он везде был тесно связан с формированием научных и литературных клубов. Как профессор Лидского университета, например, он организовал «Клуб викингов». А во время своего пребывания в Оксфорде основал «Инклингов», литературно-дискуссионную группу.
7. Он не пускал пыль в глаза в военных сценах.
Толкин был ветераном Первой Мировой войны и служил вторым лейтенантом в 11-ом служебном батальоне экспедиционных войск Британии во Франции. Он также присутствовал на нескольких самых кровавых битвах этой войны, включая и битву на Сомме. Потери Фродо и Сэма по пути в Мордор вполне могут иметь отсылку ко времени, проведенном Толкином в окопах. Там он от вшей подхватил хроническую лихорадку и был отправлен домой. Позднее он скажет, что все его близкие друзья, кроме одного, погибли на той войне, и это дало ему четкое осознание этой трагедии, проходящей через его работы.
8. Он создавал языки ради развлечения.
Филолог по профессии, Толкин тренировал свой мозг, изобретая новые языки, многие из которых (например, эльфийские языки квенья и синдарин) он активно использовал в своих произведениях. Он даже писал песни и стихи на своих выдуманных языках. Также Толкин работал над реконструкцией и написанием вымерших языков, таких как средневековый уэльский и ломбардский. Его стихотворение «BagmÄ BlomÄ» («Цветок среди деревьев»), возможно, первое произведение, написанное на готском языке, за последнюю тысячу лет.
9. Его работы издавались после его смерти почти так же, как и при жизни.
Большинство писателей довольствуются работами, созданными при их жизни, но не Толкин. Его заметки, случайные записки, рукописи, которые он так и не удосужился опубликовать, были отредактированы, пересмотрены, собраны, подготовлены к печати и опубликованы в десятках томов после его смерти, в основном его сыном Кристофером. Хотя самым известным посмертным изданием Толкина считается Сильмариллион , среди них также значатся Полная история Средиземья , Неоконченные предания Нуменора и Средиземья , Дети Хурина и Легенда о Сигурде и Гудрун .
10. Ему даже близко не нравились нацисты так, как он нравился им.
Академические работы Толкина по древнескандинавской и германской истории, языку и культуре были очень популярны среди нацистской элиты, одержимой идеей воссоздать древнегерманскую цивилизацию. Но Толкин испытывал отвращение к Гитлеру и нацистской партии и не скрывал этого. Он решил запретить перевод Хоббита на немецкий после того, как издатель, согласно нацистскому закону, попросил подтвердить, что он — ариец. Вместо этого он написал язвительное письмо, сообщающее, среди прочих вещей, о его сожалении, что у него нет еврейских предков. Свои чувства он также передает в письме сыну: «В этой войне я получил личную жгучую обиду, которая могла бы сделать из меня в 49 лет лучшего солдата, чем я был в 22 года; обиду против этого румяного маленького невежды Адольфа Гитлера… Разрушая, извращая, злоупотребляя и навсегда проклиная благородный северный дух, величайший дар Европе, который я всегда любил и пытался представить в истинном свете».
ЦИТАТЫ
| — Хотелось бы мне, чтобы это случилось в другое время — не в мое. — И мне бы тоже, да и всем, кто дожил до таких времен. Но выбирать не дано. Мы можем только решить, как распорядиться своим временем. «Властелин колец» |
| Если живешь бок о бок с драконом, изволь с ним считаться. «Хоббит, или Туда и обратно» |
| …Зло пускает в ход громадные силы и с неизменным успехом — да только тщетно; оно лишь подготавливает почву, на которой пустит ростки нежданное добро. Так оно происходит в общем и целом; так оно происходит с нашими собственными жизнями… (из письма Кристоферу Толкину 30 апреля 1944) |
| Мир и вправду полон опасностей, и в нем много темного, но много и прекрасного. Нет такого места, где любовь не была бы омрачена горем, но не становится ли она от этого только сильнее? «Властелин колец» |
| Поражение неминуемо ждет лишь того, кто отчаялся заранее. «Властелин колец» |
| Для малых, как и для великих есть дела, сотворить кои они могут лишь единожды, и в этих делах живёт их дух. «Сильмариллион» |
| Пока живешь, надеешься. И хочешь кушать. «Властелин колец» |
| Бильбо внезапно понял, каково это — жить в беспросветном мраке, без надежды на лучшую долю. Кругом камень и тьма, промозглая сырость… Тут не только зашипишь, тут взвоешь. «Хоббит, или Туда и обратно» |
| Ты говоришь: есть надежда. Я думаю — ты прав, и Любовь победит там, где терпят поражение армии. А если и Любовь бессильна — значит, не победит ничто. Но зачем жить тогда? «Сильмариллион» |
| …Я ныне не стыжусь «мифа» об Эдеме и не ставлю его под сомнение. Разумеется, мы не найдем в нём той историчности, что в Новом 3авете, который, по сути дела, — свод свидетельств современников, в то время как Книга Бытия отделена от Падения невесть сколькими поколениями горьких изгнанников; но, бесспорно, на этой нашей злосчастной земле Эдем некогда существовал. Все мы о нём тоскуем, и все мы непрестанно его прозреваем; вся природа наша в лучшем своем, наименее испорченном проявлении, в наиболее кротком и человечном, до сих пор насквозь пропитана ощущением «изгнания». (Из письма Кристоферу Толкину 30 января 1944) |
| Когда мудрые оказываются бессильными, помощь приходит от слабых. «Сильмариллион» |
| Ложь есть семя бессмертное и неуничтожимое; вновь и вновь прорастает оно и будет приносить черные плоды вплоть до последних дней. «Сильмариллион» |
| Понимать сердца, но не покорять их… «Сильмариллион» |
| Так творения дивные и прекрасные, пока они существуют и радуют взор, говорят сами о себе, и лишь когда они в опасности или гибнут, о них слагают песни. «Сильмариллион» |
| Его ярость была неописуема — ярость богача, имеющего больше, чем он в состоянии воспользоваться, и вдруг теряющего то, что ему даже нужно не было. «Хоббит, или Туда и Обратно» |
| — Если вы когда-нибудь будете проходить мимо моего дома, — сказал Бильбо, — входите не стучась. Чай подается в четыре, но милости прошу во всякое время. «Хоббит, или Туда и обратно» |
| Книги, как и одежда, должны быть «на вырост» — во всяком случае, книги должны росту соответствовать. «Сказки Волшебной страны» |
| Ты растратил свою силу на себя самого; твоя собственная пустота поглотила её. «Дети Хурина. Нарн и Хин Хурин» |
| Гордыня, в трудный час отвергающая и помощь, и совет, воистину бессмысленна и безумна… «Властелин колец» |
| Отец мой не знает страха, и я тоже бояться не стану; или по крайней мере бояться стану, но страха не выкажу. «Дети Хурина. Нарн и Хин Хурин» |
| Распускать несвоевременные слухи всегда опасно — они могут попасть не по адресу. «Властелин колец» |
| Я не буду уговаривать вас не плакать, потому что слезы — это не всегда плохо. «Властелин колец» |
| Но там, где всё зависит от случая, должно случаю и довериться. «Дети Хурина. Нарн и Хин Хурин» |
| Приключения — это не увеселительная прогулка в сияющий майский день. «Хоббит, или Туда и обратно» |
| Любая разгаданная загадка кажется потом поразительно легкой. «Властелин колец» |