Нефотогеничные вопросы: Социальный инстаблогер Дмитрий Марков в Иркутске Дмитрий Марков рассказал The Village, почему не интересно снимать Нью-Йорк и зачем нужны фото пьяных десантников

На прошлой неделе в Иркутске побывал Дмитрий Марков — псковский фотограф, блогер и волонтер. В своем Instagram с помощью фотографии он исследует социальные проблемы России. И за этим следят почти 200 тысяч подписчиков, хотя жанр, в котором он работает, вызывает достаточно споров и негативных откликов. The Village Дмитрий Марков рассказал, почему снимает только на телефон, не вступает в сетевые споры, зачем выкладывает в сеть пьяных десантников и почему в России ему снимать интереснее, чем в Нью-Йорке.

Фотографии АЛЕКСЕЙ ГОЛОВЩИКОВ

— Дмитрий, вы какое-то время работали журналистом в «Аргументах и Фактах». Как пришли в фотографию и благотворительность?

— Как-то меня пригласили поснимать детский дом. Я один раз съездил, второй, третий и втянулся. Это был 2005 год, волонтерское движение в России только начиналось. В 2007 году попал в лагерь в Псковской области, куда набирали волонтеров для работы с умственно отсталыми детьми. Я попросил поставить меня на старшую группу. Фотографировать малышей достаточно просто, они более открытые, а снимать подростков трудно, я сам себе усложнил задачу. Месяц проработал в лагере и остался там на долгое время.

— Это тогда подростки вас хотели в окно выкинуть при первой встрече?

— Ну да. Интернат был для умственно отсталых детей, но у многих ребят ментальной инвалидности не было, такой диагноз ставили вследствие гипердиагностики, распространенное явление. В их поведении было больше бравады, а по факту сошлись мы быстро и просто. Я считаю, с любым человеком достаточно просто сойтись, если честно, открыто с ним разговаривать.

— Такая работа невысоко оплачивается. Этот факт не влиял ни на что?

— Нет, меня в тот момент эта жизнь очень захватила. Появилось то, чего мне в журналистике не хватало: я находился в одной теме, я её исследовал. Сначала был волонтером в детском доме, затем работал с ребятами-выпускниками. Когда открылось поселение для выпускников детских домов, год отработал помощником воспитателя. И стал понимать какие-то вещи в социальной сфере глубже, чем обыватель.

Интернат был для умственно отсталых детей, но у многих ребят ментальной инвалидности не было, диагноз ставили вследствие гипердиагностики

— Вы до сих пор на этом поле, в Иркутск прилетели снимать стажировку ребят из детдома в компании «МегаФон» в рамках проекта «Наставник». Не отпускают сироты?

— Я 10 лет в этой теме, она мне до сих пор интересна и лично отзывается. Если представить все волонтерские движения некой силой, которая меняет социальную ситуацию в России, я вижу свой небольшой вклад в общее дело в виде освещения этой темы, фотосъёмок. Так я хочу поддержать благотворительные практики и всех тех людей, которые этим занимаются. Если будет толк для организаций, есть большая доля вероятности, что будет толк и для детей.

— Споры вокруг детей-сирот — одна из самых холиварных тем в соцсетях. Одна из точек зрения: «Бесполезно с ними возиться, это будущие наркоманы, алкоголики, сидельцы, бомжи». Что вы возразите на это?

— Я давно пережил период споров, не вступаю в разговоры с такими людьми, не пытаюсь им что-то объяснить или доказать. Каждый должен заниматься своим делом. Я занимаюсь фотографией, это то, что мне нравится и что, как мне кажется, у меня получается. Будет лучше, если я буду вкладывать свои силы в фотографию, а не в сетевые споры о том, надо устраивать сирот в семьи или нет. У меня перед глазами есть примеры сирот, которые не стали ни наркоманами, ни алкоголиками. Но рассказывать о них в красках я бы не хотел, всё-таки это чужая жизнь. И на самом деле очень интересно подумать о том, кем бы ты стал, если бы попал в подобную ситуацию.

Я в последнее время часто об этом размышляю. Особенно когда люди рассказывают, как они героически выбрались из Магадана, скажем, в Мадрид или Питер. С высоты своих достижений они считают, что каждый человек может свою жизнь перевернуть, сделать рывок вперед. Но люди не понимают, что у многих ребят, выросших в детских домах, отсутствуют простейшие базовые навыки. Поэтому считать, что все способны, все могут, но не хотят, ленятся, немножко неверно. У меня большие сомнения, что из меня бы что-то вышло, зная, как я веду себя в кризисных обстоятельствах. Эти две точки зрения — «Каждого можно сделать прекрасным человеком» и «Все они конченые люди и из них никогда ничего не получится» — глупые. Всё индивидуально и очень сложно. Но благотворительные практики на небольшой процент всё же увеличивают число благополучных судеб. Уже хорошо.

— Вам ведь тоже как-то удалось увеличить число благополучных судеб. Одна из самых известных ваших фотоисторий – про мужчину-колясочника, отца-одиночку, у которого хотели изъять ребёнка. Но мальчика удалось отстоять. Это тот случай, когда общественный резонанс, вызванный фотографиями, привел к позитивному финалу? Всё круто?

— Все думают: есть проблема, мы — бац! — что-то сделали и проблема решилась. Сегодня ребёнок живет с отцом, но проблема изъятия его из семьи может снова встать. Поэтому нельзя сказать, что всё удалось, мы молодцы. Отец, который всю жизнь провёл в коляске и зарабатывает попрошайничеством, не очень-то хочет работать. Он хочет дальше побираться, для него это норма жизни. У него навыков воспитания ребёнка в том виде, в котором мы его представляем, почти нет. Это как раз та ситуация, которая требует постоянного сопровождения социальных служб. Когда я собирал деньги на новую коляску, людям пришла в голову идея собрать денег на дом. Я пытался объяснять: вопрос этот решается, когда нормально работают социальные службы; когда есть государственные институты, которые помогают таким людям. Мы можем красиво решить вопрос с Русланом и Витей, достаточно фотогеничными персонажами. А в жизни других людей, менее фотогеничных, но живущих в подобных обстоятельствах, ничего не поменяется. Необходимо на таких примерах искать системные проблемы и пути их решения, а не собирать деньги на дом, не решить эти социальные вопросы с наскока, не решить их и деньгами. Инвалидную коляску мы в результате купили, но мужчина не стал на ней ездить. Потому что на раздолбанной коляске он вызывает больше жалости.

— Считается, что социальная фотография — это определенная спекуляция, когда ты снимаешь сюжеты, заведомо пробивающие душу.

— Согласен. Мой учитель по фотографии Александр Лапин первый год не воспринимал совершенно мои снимки. Когда я уже переехал в деревню, погрузился в жизнь сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, он начал допускать, что это не просто эксплуатация темы, а то, что лично у меня отзывается. Наверное, не очень вежливо так говорить, но у меня есть моральное право снимать этих ребят, с которыми я несколько лет жизни прожил. Есть другие, более простые, понятные и менее ресурсозатратные варианты сделать себе рейтинг и имя. Я не представлял, что с этим Instagram будет такая история. Я снимал на обычную камеру, когда работал в интернате и в фонде, а потом упёрся в стену. То ли тема себя исчерпала, то ли я себя исчерпал. Год вообще не фотографировал. И Instagram завёл просто для прикола, чтобы не растерять навыки фотографические.

— И стали так популярны, что в числе 15 фотографов из 15 стран участвовали в рекламной кампании 7-го iPhone. Телефон-то забрали потом или вам оставили?

— Забрали. Но по контракту я не могу ни про какие подробности этой кампании говорить.

Инвалидную коляску мы купили, но мужчина не стал на ней ездить. Потому что на раздолбанной он вызывает больше жалости

— Простите, на что вы живете? Вы ведь не снимаете свадьбы, утренники в детсадах. Можно ли сегодня зарабатывать социальной фотографией? Гранты, которые вы получали, позволяют это?

— Я работаю, и с фотографией моя работа никак не связана. Иногда снимаю для СМИ за гонорары. Но зарабатывать в России социальной фотографией невозможно. Два года назад я получил грант в 10 тысяч долларов от американского фотоагентства Getty Images. На деньги от гранта ездил по Крыму, Забайкальскому краю, Поволжью. Просто катался из города в город на поездах, останавливаясь в гостиницах и снимая на улицах. В начале 2017-го года я стал амбассадором «МегаФона», снимал в Якутске, Уфе, в Иркутск вот приехал. Иногда компании приглашают меня снимать свои социальные проекты. Но невозможно на эти деньги жить.

— А почему вы снимаете телефоном, а не хорошим фотоаппаратом?

— Все пытаются увидеть в этом какой-то смысл. А почему я не могу снимать на телефон? Мне так удобно, на телефон я обычно снимаю то, что выкладываю в Инстаграм. Наибольший отклик вызывают те фотографии, которые мне кажутся достаточно банальными. Есть ряд избитых сюжетов, которые можно штамповать бесконечно, и они отзовутся у человека, не столь искушенного в фотографии. Но если я уже видел 100 тысяч повторений этого сюжетного хода, мне он скучен. То, что мне кажется интересным, может не находить отклика. Например, пацаны, которые прыгают сальто с гаражей. Стандартный избитый сюжет, коих тысячи. Мне кажется более ценной фотография со взглядом пацана на фоне домов.

— Ваши герои часто — нищие, несовершеннолетние, пьяные. Вы считаете, что у фотографов есть право выносить на всеобщее обозрение чужую жизнь? Этично ли выкладывать в сеть стрит-фото?

— Как-то я в Пскове ехал в маршрутке, один из пассажиров которой спекался под наркотиками. Я рефлекторно сделал кадр, когда его выводили из маршрутки, но, естественно, эту фотографию не выкладывал. Человек находился не в самом благовидном состоянии, его лицо было узнаваемо. Когда я фотографирую просто людей на улицах, исхожу из своих представлений о морали, и мне кажется, что спорные фотографии я не публикую. Если я выкладываю фотографии пьяного человека, значит, сам пьян не меньше, чем он, и мы друзья. Я же тоже понимаю: это друг Вася, который потом фотографию, где его мордой о полицейский капот приложили, поставит себе на аватарку. А Петя не любит такие снимки, мы с ним просто дружим, общаемся, я пьяные Петины фотографии не выкладываю.

Если я выкладываю фотографии пьяного человека, значит, сам пьян не меньше, чем он, и мы друзья

— Вы чувствуете себя знаменитостью? Всё-таки почти 200 тысяч подписчиков — это сильно.

— Только в одном: стоит мне выложить фотографию из Пскова, на ней обязательно кто-то отметит своих друзей или знакомых. Некоторые просят прислать фотографию в хорошем качестве, другие просят убрать снимок из публичного доступа. Была красивая фотография парочки влюбленных, целующихся на фоне хлопьев снега. Но девушке не понравился ее нос, пришлось снимок убрать. Ещё один случай: мама увидела в моем Instagram, как сын её, отличник, баянист, находится в одном кадре с детдомовскими хулиганами. Она почувствовала себя оскорбленной, я не стал с ней препираться. Так что если люди просят убрать фотографию, я, конечно, убираю.

— А вас в Пскове узнают, кстати? Что вы при этом чувствуете?

— Ну да. Несколько раз подходили незнакомые люди, жали руку. Необычно это, конечно. Понятно, что ничего такого я не мог себе представить, когда стал вести Instagram. Я знаком с Ильей Варламовым, Сергеем Долей, их фотоблоги заслуженно популярны. Странно, что у моих картинок такая большая аудитория, всё же это очень специфические сюжеты. У многих складывается ощущение, что фотографии сделаны в 90-х годах.

— Вы приехали в Иркутск и поехали, к моему удивлению, в Ангарск, Слюдянку. Зачем вам эти маленькие города?

— Мне это всё действительно кажется красивым. Возьмем для примера Елец. Не были в Ельце? В городе несколько тюрем, и если смотреть на карту города, они напоминают кратер, дыру. И вокруг этой зоны живут люди, что влияет на их менталитет, влияет на всё. Мне действительно интересно, как живут маленькие города. На юге всё эклектично, на севере — более сдержанно. Если есть деньги, я предпочту покататься по Золотому кольцу, чем поеду в соседнюю от Пскова Европу. По Слюдянке я просто гулял. В Ангарске мне очень понравились старые двухэтажные дома, я сам в таком вырос в рабочем подмосковном посёлке с этими гаражами, фабричными трубами. Мне казалось, что это отзывается у небольшой категории людей, имеющих схожий опыт. А по факту отзывается у большего количества людей. Это интересно, конечно. В самом Иркутске мне новый мост через Ангару понравился.

— Сергей Максимишин как-то назвал Россию самой неснятой страной в мире. Согласитесь?

— Да, именно так. Окей, я был в Северной и южной Америке, но я там не снимал ничего. Что я буду снимать в Нью-Йорке? Без меня люди справляются с этой задачей. А когда я езжу по нашей стране, мне кажется, что каждый следующий кадр — это ещё один пазл из моей картины, работающий на общее полотно.

Если у человека от моих фото выстраивается негативный ряд, что я могу посоветовать? Посмотреть Instagram Ольги Бузовой

— Наверняка вы привыкли к тому, что ваши снимки подвергаются жесткой критике. Псков вашими глазами выглядит очень мрачным городом. Таким выглядит и Иркутск, и по этому поводу были споры в «Фейсбуке» после вашего отъезда.

— Я думаю, что людям стоит пользоваться своими глазами, да? И по-своему смотреть. Я снимаю то, что мне интересно. Правильно говорят, что красота в глазах смотрящего. Если человек видит исключительно объект моего фотографирования, например, инвалида

— Или пьяного десантника?

— Или пьяного десантника. И если у человека выстраивается негативный ряд, что я могу посоветовать? Посмотреть Instagram Ольги Бузовой, может быть. Единственное, что меня волнует — если подписчики начинают моих героев грязью обливать. Эти десантники, как бы не выглядели, вообще-то приставлены защищать Родину.

— И могут иногда расслабиться?

— Вполне возможно. Я тоже далеко от совершенства в этом смысле. И человек, пишущий оскорбительные комментарии, тоже когда-нибудь был в таких ситуациях. Бездомные — такие же граждане нашей страны. И когда кто-то начинает писать «Вы этими фотографиями оскверняете образ России» — какой (cenzored) образ России? Я этих людей не придумал, не нарядил, не достал откуда-то. Мне они интересны, как Гиляровскому были интересны обитатели хитровских ночлежек. Если человека это травмирует, что я вполне допускаю, ему же совершенно не обязательно смотреть на мои фотографии, мучиться, давиться и продолжать жрать этот кактус. И тех людей, у которых отзывается то, что я вижу, что меня волнует, всё-таки больше.