Последняя пьеса Чехова построена на недоговорённостях, мимолётных репликах и ответах невпопад. Из случайных деталей складывается универсальная история — о том, как красивый и бесполезный старый мир отступает перед напором жестокой новой реальности.
О чём эта книга?
Помещица Раневская приезжает из Парижа в имение своего детства, которое выставляют на аукцион за долги. Купец Лопахин предлагает план спасения: снести старые постройки, вырубить вишнёвый сад и сдавать землю в аренду дачникам. Раневская в ужасе: для неё дом и сад полны сентиментальных воспоминаний. Откладывая решение, обитатели усадьбы философствуют, танцуют и тратят последние деньги. Лопахин покупает имение на аукционе и тут же приказывает вырубить сад. Нерешительные и мечтательные дворяне разъезжаются кто куда, уступая место «людям дела». Девятнадцатый век обрывается со звуком лопнувшей струны.
Когда она была написана?
Чехов работает над пьесой в 1902–1903 годах (тогда же он пишет рассказы «Архиерей» и «Невеста»). В России тем временем проходят первые политические стачки, в Кишинёве еврейский погром, с убийством министра Сипягина начинается эсеровский террор. Горький пишет «На дне», Блок — «Стихи о Прекрасной Даме». В январе 1904 года «Вишнёвый сад» ставят в Московском Художественном театре. Через несколько дней начинается Русско-японская война. 2 июля 1904 года Чехов умирает в Германии.
Такой сад растёт и цветёт для прихоти, для глаз избалованных эстетов КОНСТАНТИН СТАНИСЛАВСКИЙ
Как она написана?
Пьесы Чехова — естественное продолжение его прозы, и «Вишнёвый сад» не исключение. Развёрнутые ремарки сообщают гораздо больше информации, чем нужно для сцены. Диалоги полны как будто случайных реплик и ответов невпопад. Мотивы, которые движут персонажами, остаются непроговорёнными — читатель волен сам догадываться, почему герои действуют или бездействуют именно так. Но главная неопределённость — жанр пьесы. Чехов считал «Вишнёвый сад» комедией, режиссёр Константин Станиславский — трагедией, на первых афишах значилось «драма». Всё это в сумме даёт почти неограниченное пространство для интерпретации, которым уже больше ста лет пользуются театральные режиссёры.
Что на неё повлияло?
Его собственная проза: выработанные в рассказах приёмы построения диалогов, характеров, описания быта. Чехов не использовал типических персонажей, ставших традиционными в драматургии его предшественников, — он изобрёл свой особый тип героя, которого мы знаем как «чеховского интеллигента». Пьесы Чехова часто сравнивали с европейским символизмом, драматургией его современника Мориса Метерлинка, но на самом деле и символизм у Чехова совершенно индивидуальный. Словом, больше всего Чехов повлиял на себя сам.
Мир для Чехова смешон и печален одновременно, но, не заметив его забавности, вы не поймёте его печали ВЛАДИМИР НАБОКОВ
Как она была опубликована?
Уже после того как пьеса была написана, отправлена в журнал и передана театру, даже после первой премьеры Чехов продолжал дорабатывать текст и требовал вносить правки в спектакль и корректуру. Тяжело больной драматург, вероятно, понимал, что это его последнее произведение, которое будет восприниматься как «творческое завещание». Первая публикация состоялась в петербургском сборнике товарищества «Знание» за 1903 год. В конце мая 1904 года пьеса вышла отдельной книгой в издательстве А. Ф. Маркса, с которым постоянно сотрудничал Чехов.
Как её приняли?
Первые критики в основном сосредоточили своё внимание на социально-исторических вопросах: гибели дворянской России и переходном состоянии общества. Консерваторы журили Чехова за симпатию к «новым людям», либералы, напротив, были недовольны тем, что Петя Трофимов рассуждает о будущем устаревшими словами. Чаще всего звучала претензия, что автор любуется безволием своих героев и не предлагает «позитивной программы» — не отвечает на вопрос, какой будет новая жизнь. После 1917 года эта открытость финала трактовалась вполне определённо: впереди революция, и в наступившей после неё новой жизни не останется места ни помещикам, ни буржуа, ни интеллигентам.
Что было дальше?
Чехов предвосхитил многие из драматургических новаций XX века: пьесы «открытой формы», пьесы для чтения, театр абсурда. Освобождение «Вишнёвого сада» от традиционной трактовки, заданной первой постановкой МХТ, повлекло за собой бесчисленное множество новых интерпретаций. Пьеса до сих пор входит в списки самых влиятельных театральных текстов и обязательного чтения для актёров в России, Европе и США.
В XIX веке нормой считалось ударение на первый слог, к началу XX века оба варианта существовали на равных правах, зато стали расходиться в значении. Поначалу Чехов собирался назвать свой сад ви́шневым, но позже выбрал второй вариант, который казался более образным, романтическим. Станиславский в книге «Моя жизнь в искусстве» вспоминал, как понял, почему Чехов так радуется придуманному названию: «Ви́шневый сад» — это деловой, коммерческий сад, приносящий доход. Такой сад нужен и теперь. Но «Вишнёвый сад» дохода не приносит, он хранит в себе и в своей цветущей белизне поэзию былой барской жизни. Такой сад растёт и цветёт для прихоти, для глаз избалованных эстетов»
Где мог находиться этот вишнёвый сад?
Если верить Ивану Бунину, такого вишнёвого сада вообще не могло быть: «…Вопреки Чехову, нигде не было в России садов сплошь вишнёвых: в помещичьих садах бывали только части садов, иногда даже очень пространные, где росли вишни, и нигде эти части не могли быть, опять-таки вопреки Чехову, как раз возле господского дома, и ничего чудесного не было и нет в вишнёвых деревьях, совсем некрасивых, как известно, корявых, с мелкой листвой, с мелкими цветочками в пору цветения (вовсе непохожими на то, что так крупно, роскошно цветёт как раз под самыми окнами господского дома в Художественном театре)». Но Бунин прав и неправ одновременно: если верить «южным версиям» местонахождения сада, то он просто не вполне принадлежит русской усадебной традиции.
Фирс в пьесе говорит, что сушёную вишню из имения отправляли возами в Харьков и Москву. Лопахин регулярно ездит по делам в Харьков. Варя мечтает ходить по святым местам, сначала в Киев, потом в Москву. Значит, имение Раневской близко к Малороссии. Возможно, ближайший к имению город — это Белгород. Но есть и другие варианты. Например, версия, что в основе чеховской пьесы лежит история одесской помещицы Васильевой, которая унаследовала усадьбу с вишнёвым садом, а потом продала её за долги. Правда, продажа состоялась в 1909 году, зато Васильева вроде бы была знакома с Чеховым. В 2013 году историко-топонимическая комиссия Одессы установила мемориальную табличку по адресу, где находилась усадьба, и высадила там вишнёвые деревья.
Есть и подмосковная версия: имение Раневской могло быть в Истринском районе, где находилась усадьба Бабкино, в которой Чехов три года жил дачником и наблюдал, как она уходит за долги. Этой версии придерживается Борис Зайцев, который заодно отмечает, что «место в банке для Гаева в конце «Вишнёвого сада» находилось в Калуге, куда он и уехал из Бабкина». Но в тех местах вишнёвые сады действительно не высаживали.
В разных постановках Раневская — то старуха, то молодая женщина. Сколько ей на самом деле лет?
Первоначально Чехов писал Раневскую как «комическую старуху», однако в молодой труппе МХТ не было подходящей актрисы, и драматург даже грозился отдать пьесу театру, в котором такая актриса есть. Постепенно образ Раневской в тексте изменился, Чехов переписал её для своей жены Ольги Книппер-Чеховой. В 1903 году Ольге было 35 лет — столько же Раневской. Известно, что она рано вышла замуж, её родной дочери Ане — 17 лет (24-летняя Варя — приёмная дочь). Часто в спектаклях Раневская оказывается гораздо старше, потому что или её почётная роль достаётся заслуженным театральным дамам, или Аню играет недостаточно молодая актриса. Второй вариант случился на премьере в МХТ. Хотя в письмах Немировичу-Данченко Чехов упорно настаивал на том, что Аню должна играть непременно молоденькая и тоненькая девочка, которая говорила бы звонким голосом, Станиславский отдал роль своей 37-летней жене. С этого, возможно, и началась путаница.
Почему Раневская не послушала Лопахина, ведь имение можно было спасти?
План Лопахина хорош с точки зрения финансовой выгоды, но Раневская непрактична. За пять лет до событий, описанных в пьесе, Раневская бежала из имения, потому что здесь утонул её маленький сын. В Париже у неё уже сложилась другая жизнь, она любит человека, который каждый день присылает ей телеграммы и умоляет вернуться. Жить в имении Раневская не будет, даже если его не продадут, к тому же она разорена, а имение огромно — его нужно содержать. При этом она сентиментальна: вернувшись на родину, предаётся воспоминаниям, видит свою детскую комнату, старых слуг, вспоминает маму, и ей вдруг кажется, что без вишнёвого сада она не понимает своей жизни, а «если уж так нужно продавать, то продавайте и меня вместе с садом». Она не может сохранить сад своей молодости, а заниматься дачниками, конечно, не собирается. Вместо этого она пустит всё на самотёк, на волю случая, а потом заберёт деньги и уедет во Францию, уже навсегда.
Лопахин не может поверить в счастье, что вишнёвый сад теперь принадлежит ему, и тут же его вырубает. Почему?
Традиционная интерпретация предполагает, что Лопахин — человек дела, ему чужды сантименты Раневской, и если она не готова прислушаться к голосу разума, Лопахин сам реализует свою бизнес-идею. Вторая по популярности интерпретация — месть бывшим хозяевам, самоутверждение крестьянского сына, чьи предки были крепостными в этом самом имении: «Если бы отец мой и дед встали из гробов и посмотрели на всё происшествие, как их Ермолай, битый, малограмотный Ермолай, который зимой босиком бегал, как этот самый Ермолай купил имение, прекрасней которого ничего нет на свете. Я купил имение, где дед и отец были рабами, где их не пускали даже в кухню». Но есть и третий вариант, который часто реализуют в постановках: Лопахин влюблён в Раневскую и мстит ей от бессилия. Он ждал её приезда, осыпал комплиментами, занимал деньги без счёта, готов был помочь спасти землю, а она не оценила его великодушия, не прислушалась, да ещё и навязчиво сватала за него свою приёмную дочь Варю, девушку хорошую, но некрасивую, глупенькую и богомольную. Лопахин умеет быть деликатным, к тому же его просили не рубить сад до отъезда Раневской, и всё-таки семейство уезжает под звук топора, который, по замыслу Лопахина, она непременно должна услышать.
Почему «Вишнёвый сад» — это комедия?
На самом деле это не один, а два вопроса: «Является ли «Вишнёвый сад» комедией по формальным признакам?» и «Можно ли считать пьесу смешной?». На первый вопрос в XXI веке отвечать гораздо проще, чем сто лет назад: устоялись такие понятия, как лирическая комедия (кстати, его впервые применил Максим Горький, и именно в описании «Вишнёвого сада»), трагикомедия, драмеди, да и вообще жанры становятся всё более гибридными. В 1904 году чеховские пьесы оценивали в более строгой жанровой системе. Классическая комедия предполагает борьбу за приземлённые цели (женитьба, богатство и т. д.), которую нелепые персонажи ведут нелепыми средствами; конфликт разрешается без серьёзных последствий для обеих сторон. Очевидно, что большинство чеховских современников видели в развязке «Вишнёвого сада» трагедию: потеря имения, вырубка сада как символ гибели старой культуры, разорение и разлучение семьи, тревожная неопределённость будущего, старый Фирс, забытый в опустевшем доме до весны и обречённый на смерть. В этом контексте и персонажи выглядят фигурами трагическими, а их цели — сохранить прошлое или, наоборот, построить будущее — высокими. Но даже при таком прочтении нельзя не заметить чисто комических персонажей (Яша, Епиходов, Дуняша), множество комедийных сценок («Епиходов кий сломал», «Петя с лестницы упал», монологи Гаева, фокусы Шарлотты, глухота Фирса, который на всё отвечает невпопад). Все действующие лица пьесы могут вызывать жалость или раздражение, потому что смешны в своей наивности, нерешительности, противоречивости, неприспособленности к жизни. Как сформулировал в своей лекции Набоков: «Мир для него [Чехова] смешон и печален одновременно, но, не заметив его забавности, вы не поймёте его печали, потому что они нераздельны».
Почему герои пьесы всё время отвечают друг другу невпопад?
Общим местом в интерпретации чеховских текстов стало понятие «коммуникативного провала»: герои не слушают и не слышат друг друга, потому что они погружены в себя, слишком сосредоточены на собственных переживаниях и «выключены из собеседника». Это часто, если не сказать обязательно, реализуется в постановках: например, существует спектакль «Три сестры» Тимофея Кулябина, целиком поставленный на языке жестов, — действующие лица буквально не слышат друг друга из-за глухоты. Однако неверно считать, что герои Чехова говорят чепуху. Просто если раньше в драме было принято буквально проговаривать мотивировки действий в монологах, то Чехов изобрёл свой приём: психологические мотивировки и характеристики персонажей у него спрятаны в подтекст. Как, собственно, и в реальной жизни: люди редко говорят именно то, что хотят сказать, а в особо драматические моменты вообще не находят слов — смысл приходится угадывать, и всегда есть риск понять собеседника неверно.
Почему ремарки Чехова так подробны и не всегда имеют отношение к происходящему на сцене? Как они реализуются в театре?
Чехов изменил функцию ремарки: она стала не просто руководством для актёров и режиссёра (какие предметы должны быть на сцене, как двигаются действующие лица, когда они смеются или плачут), а формой присутствия повествователя, точкой зрения. Можно сказать, что Чехов принёс в драматургию прозу, сделав ремарки частью чтения, а не только спектакля. Постановщику такие ремарки помогают создать правильную атмосферу, дают возможность расставить акценты, но, конечно, не требуют следовать им буквально, часто это просто невозможно.
Почему Чехов писал для МХТ? Что у него общего с этим театром?
Сотрудничество Чехова и МХТ началось с «Чайки». Чехов написал пьесу «вопреки всем правилам драматического искусства» и в 1896 году отдал её в Александринский театр в Петербурге. Спектакль скандально провалился. Через два года Владимир Немирович-Данченко уговорил Чехова дать пьесу молодой, никому не известной труппе в Москве (в неё среди прочих входили Станиславский и Всеволод Мейерхольд). Там «Чайку» ждал оглушительный успех. В этот момент и стало ясно, что Чехов и МХТ созданы друг для друга: драматург реформирует драму, театр ищет новые подходы к постановке, все участники остро переживают эпоху перемен и вместе работают над спектаклями. Вдобавок к этой судьбоносной истории Чехов женился на актрисе МХТ Ольге Книппер, для которой с тех пор писал главные женские роли.
Почему Станиславский считал, что Чехов не понял замысла собственной пьесы, а Чехов — что Станиславский испортил «Вишнёвый сад»?
Хотя труппа МХТ и понимала Чехова лучше, чем другие, она всё-таки не могла забраться драматургу в голову. Двойственность чеховских текстов, особенности его юмора, отсутствие всякой однозначности регулярно становились поводами для споров. Первый конфликт произошёл, когда Чехов принёс в театр «Три сестры». Актёры плакали, а драматург недоумевал, почему они рыдают над водевилем, — впрочем, «Три сестры» в рукописи хотя бы назывались драмой. «Вишнёвый сад» сильно отличался даже от предыдущих пьес. Неотвратимо наступающее будущее виделось Чехову скорее оптимистичным при всей грусти прощания с эпохой, а Станиславский считал, что Чехов написал «драму русской жизни»: «Это не комедия… это трагедия, какой бы исход к лучшей жизни Вы ни открывали в последнем акте. <…> …Я боялся, что при вторичном чтении пьеса не захватит меня. Куда тут!! Я плакал, как женщина, хотел, но не мог сдержаться». Чехова злило, что Станиславский перехваливает пьесу и при этом ставит её торжественно и печально. Вероятнее всего, Станиславский просто не готов был сразу принять новую концепцию комедии, которую изобрёл Чехов.
Суть конфликта хорошо уловил Мейерхольд, который к тому времени уже ушёл из МХТ. Он писал Чехову в письме: «Когда какой-нибудь автор гением своим вызывает к жизни свой театр, этот последний постигает секрет исполнения его пьес, находит ключ… Но если автор начинает совершенствовать технику и в творчестве своём поднимается в высоты, театр, как совокупность нескольких творцов, следовательно, творец более тяжеловесный, начинает терять этот ключ. <…> Так, мне кажется, растерялся Художественный театр, когда приступил к Вашему «Вишнёвому саду». Ваша пьеса абстрактна, как симфония Чайковского. И режиссёр должен уловить её слухом прежде всего. <…> Когда читаешь пьесу, третий акт производит такое же впечатление, как тот звон в ушах больного в Вашем рассказе «Тиф». Зуд какой-то. Веселье, в котором слышны звуки смерти».
Как пьесы Чехова повлияли на драматургию XX века?
В том же письме Мейерхольд писал: «Вы несравнимы в Вашем великом творчестве. Когда читаешь пьесы иностранных авторов, Вы стоите оригинальностью своей особняком. И в драме Западу придётся учиться у Вас». Он оказался прав. В XIX веке драматургия Чехова оказалась в мировом контексте «новой драмы» (не путать с тем, что называется новой драмой в XXI веке), которая вошла в историю тройкой имён: Август Стриндберг, Генрик Ибсен, Антон Чехов. Обновление драмы шло по пути от натурализма к символизму, а Чехов синтезировал эти крайние точки, завершив таким образом исторический поворот для всей мировой драматургии. Кроме того, пьесы Чехова считаются одним из истоков театра абсурда, который в Европе стал реакцией на перемены, вызванные Второй мировой войной. Абсурдистские пьесы демонстрировали распад причинно-следственных связей, потерянность человека в мире, лишённом привычной логики, невозможность коммуникации. Всё это уже было в пьесах Чехова, хотя и в более гуманном, менее радикальном виде. Учитывая, что Чехов не успел увидеть никаких потрясений двадцатого века, в своём угадывании развития мира на десятки лет вперёд он оказался настоящим визионером.
Здесь и далее: спектакль-перформанс «Before I Sleep» (театральная компания Dreamthinkspeak, Великобритания) по мотивам «Вишнёвого сада». Режиссёр Тристан Шарпс
Почему Чехова полюбили на Западе?
Смена столетий в первые годы ощущалась в России и Европе похожим образом, поэтому герои Чехова с их переживаниями оказались близки и понятны европейцам. Как говорил Бернард Шоу в 1919 году, «эти глубоко русские пьесы изображали то, что было во всех усадьбах Европы». Но и когда уже не было никаких усадеб, «Вишнёвый сад» остался символом переходного периода, неизбежного прощания с прошлым и необходимостью вступить в будущее, пугающее неизвестностью. Язык и мир чеховских пьес не были какими-то специфически русскими — драматург создал почти универсальный текст. Как показал двадцатый век, эпохи перемен — будь то нулевые, двадцатые, сороковые, шестидесятые или девяностые — заставляют людей испытывать похожие чувства.
ЕЩЕ РАЗ ИСТОЧНИК