1958 год. Фильм «Летят журавли», поставленный Михаилом Калатозовым по пьесе Виктора Розова «Вечно живые» и снятый оператором Сергеем Урусевским, получает Золотую пальмовую ветвь (первую и, боюсь, последнюю для нашего кино) на Каннском кинофестивале.
А написаны были «Вечно живые» в 1943 году солдатом-калекой при тусклом огоньке коптилки — Виктор Розов тогда только вернулся после ранения в Кострому (там семья Розовых жила с 1923 года), вскоре схоронил отца, голодал.
И вот через пятнадцать лет — триумф, аплодисменты многих столиц мира, награды, мешки писем, признание миллионов людей. Все это могло бы кому угодно вскружить голову, но только не Розову. Он слишком многое пережил к 1958 году, ему было уже сорок пять.
Алексей Баталов и Татьяна Самойлова в фильме «Летят журавли» / ТАСС
Потом было всякое: его пьесы ставили и о них забывали, критика возносила его до небес и шмякала оземь, власть то лезла к нему с объятиями, то обдавала холодом. А он был и остался Розовым.
Тем мальчиком, который мечтал о театре и играл в школьной постановке роль Дождя, робко произнося всего одну фразу: «Ничего-ничего, я сейчас пройду…»
Тем юношей, который влюбился в 17-летнюю Надю — однажды и на всю жизнь.
Тем молодым актером, которому весной 1941 года врачи дали справку: «Розов В.С. страдает тяжелой формой нервного истощения на почве голодания», а в июле он ушел в ополчение Красной Пресни.
«Я никогда не сопротивлялся судьбе, — говорил в конце жизни Виктор Сергеевич, — каким я пришел в жизнь, таким и ухожу…»
Болел он долго и тяжело. Однажды Надежда Варфоломеевна, жена Виктора Сергеевича, рассказала мне, что много читает любимому вслух. И что среди того, что пришлось по сердцу Виктору Сергеевичу — мои рассказы о вологодском детстве. «Он сразу вспомнил свою Кострому. Приезжайте, он хочет пожать вам руку…»
Я купил у метро розу, побродил немного во дворе и решился позвонить в домофон. Поднялся на старом лифте с деревянными створками.
Только створки открылись, как я увидел Надежду Варфоломеевну. Оказывается, она вышла на площадку, ожидая меня. Был у старых москвичей такой обычай — встречать гостя у лифта и провожать его потом до лифта.
«Он, кажется, дремлет. Сейчас посмотрю…»
Надежда Варфоломеевна ушла в комнату, и я услышал, как она нежно сказала: «Витюша, тебе такую красивую розу принес молодой человек…»
Надежда Варфоломеевна провела меня в комнату.
Виктор Сергеевич лежал против большого светлого окна. Он открыл глаза, протянул мне слабую прозрачную руку и сказал: «Моя мечта — уехать в Кострому…»
Виктор Розов/ Из личного архива Д. Шеварова
В ту же пору, когда я был в гостях у Розовых, режиссер Александр Белобоков и сценарист Нина Аллахвердова снимали документальный фильм о Викторе Сергеевиче. Фильм называется «Сегодня за окном туман». Привожу некоторые монологи Виктора Сергеевича из этой замечательной картины.
* * *
Помню, стояли на подоконнике простенькие цветы. А ливень хлынул и сломал мне этот цветок. Копеечный цветок. Пустяковый цветок. Но как я плакал, что цветок сломался! Плакал, потащил его на балкон, под дождичек. Цветок копеечный, а мне было шесть лет.
* * *
Однажды мой товарищ Витя Барков привел меня в одну компанию. Как открылась эта дверь в Лебяжьем переулке, так я остолбенел. Влюбился невозможно. Это было прямое попадание. Надя… Я любил ее и до войны, и во время войны, и после войны, пока она не согласилась выйти за меня замуж. Сколько лет прошло — слава богу, ничего не тускнеет.
* * *
Я на поле боя был один день. Это была такая каша. Это было истребление нас. У немцев автоматика, они моторизованные, а у нас винтовки, пушки допотопные, на конной тяге. Да мы еще и стрелять не умели.
От нашей дивизии остался только я и наша медсестра.
Потом меня везли в госпиталь шесть дней. Шесть суток я не спал, даже не закрывал глаз. Боль. Адская боль.
Госпиталь во Владимире помещался в церкви. Меня обмыли, положили на полу в нижнем храме, под сводами, и накрыли простыней с головой. Потом хотели отсечь ногу выше колена. Но женщина-хирург сказала: «Решили побороться за вашу ногу». И девять месяцев боролись. Я остался хромой, но не безногий. Спрашиваю доктора, свою спасительницу: «Как вас зовут?» Она отвечает: «Мария Ивановна Козлова». А у меня у любимой девушки, у Нади, фамилия — Козлова. А Мария Ивановна — это Бабанова, моя учительница в школе-студии, гениальная русская актриса.
* * *
В госпитале сестра, бывало, скажет: «Какой ты, Розов, веселый». А я отвечал: «А как же, это ведь нога болит. Я-то здоров».
* * *
А потом перевезли меня в Казань. Другой врач, женщина, спрашивает: чего бы вы хотели? Пить хотите? Я говорю: да. Врач обрадовалась: раз есть желание, значит, сохранилась страсть к жизни. А есть хотите? Да. Она воскликнула даже: это хороший признак! А чего вы хотите? Не теряя чувства юмора, я сказал, что хочу пирожки с мясом и компот. Это означало пожелать совершенно невозможное. Но знаете, утром она принесла мне компот и пирожки с мясом. Уж где она их достала, чего это ей стоило!
* * *
Этот дом мне снится не в первый раз. Это снится мне долго: дом, а там живут мама и папа. Они живые. Когда я понял это, то хотелось плакать от радости, какая-то легкость… Странные происходят вещи…
* * *
Я убежден, что в жизни так много прекрасного, что человек просто обязан быть счастлив. Мы порой слепы к истинным радостям — к любви, к дружбе, к состраданию, к возможности оказать бескорыстную помощь… Слепы и оттого несчастны.
ЕЩЕ РАЗ ИСТОЧНИК